Гуманизм под обстрелом

Александр Семенченко

В нашем суетном мире мы частенько забываем о гуманизме. Однако даже участники военных конфликтов способны оставаться людьми, а то и быть примером для других.

Он был командирован в Афганистан в декабре 1987 года. Будучи военным врачом, капитаном медицинской службы, Александр Семенченко служил и со специалистами, которые строили водохранилище при ГЭС «Наглу», и с военнослужащими батальона 103 воздушно-десантной дивизии, и в советском посольстве.

– Александр Анатольевич, какие у вас были представления об Афганской войне до того, как вы увидели все своими глазами?

– Когда началась война, я только окончил институт. Сначала мы верили, что советская армия помогает установить социализм. Не люблю пафосных слов, но я думаю, что война в Афганистане была последней войной за мировую социалистическую идею. Кроме всего прочего, мы хотели установить социалистический строй. Нам показывали по телевидению, как наших солдат встречают с цветами, но уже к 1980-81 году просачивалась информация о том, что к нам, оказывается, и гробы оттуда везут.

– Вы выезжали в районы боевых действий. На какой боевой операции было труднее всего?

– Во время Хостинской наступательной операции. Есть такой город – Хост. Там был очень мощный укрепрайон, было необходимо выбить оттуда моджахедов. Массированный штурм хостинского укрепрайона был предпринят незадолго до вывода войск. В итоге он был взят, но с серьезными потерями. Раненые нуждались в помощи. К ним отправили врачей и хирургов, наверное, со всего Афганистана. Мы оперировали буквально как в Отечественную войну. Стояли за столом, а чередой шли раненые. Бои продолжались в течение недели.

– Жизнь каждого человека бесценна. Но есть ли у вас экстраординарные истории спасения ваших «афганских» пациентов?

– Когда уже армейский контингент ушёл, мне приходилось оперировать на тот момент генерала афганских правительственных войск Дустума. Он получил ранение в предплечье. Поскольку правительство Афганистана и генералитет не доверяли своим врачам, они лечились в посольстве СССР. Нам приходилось переодеваться в афганскую военно-медицинскую форму, чтобы сбить с толку всевозможных наблюдателей. Также была и более необычная ситуация, о которой уже можно рассказать. Был у нас один разведчик, неплохой человек. Однажды пришёл и сказал собраться для складывания перелома голени. Мы сели в УАЗик вдвоем и поехали за границу контролируемой нашими войсками территории. Остановились в расположении бандформирования. Выходит главарь – в отличие от подчинённых одетый по-европейски, в кожаной куртке. Его родной брат сломал голень, а с медиками у них было тяжело. Поэтому он вышел на переговоры, попросил медицинской помощи. Я сложил его брату ногу, пациент больше месяца был в гипсе, мы каждую неделю ездили и проверяли состояние. После я спросил того самого разведчика – зачем? Оказывается, они поклялись в течение 6 месяцев не обстреливать на своём участке наши караваны. Это было самое опасное направление, которое было очень трудно контролировать. Клятву они сдержали.

– Какие были настроения в посольстве после вывода советских войск?

– Я оставался еще ровно в течение года после вывода войск. Конечно, страшновато было, когда последние остатки нашей армии начали уходить. Нас собрали в посольстве. Сказали, что завтра обстановка в Афганистане коренным образом изменится. Но нам, мол, незачем паниковать, мы люди советские, при посольстве. И после хорошей успокоительной речи мы прошли в оружейную, получили автоматы Калашникова, пистолеты и по две боевые гранаты: РГД и Ф1. Хотя пистолет у меня и так был. Однажды с ним произошёл забавный случай…

Однажды я летел в Москву с советским тяжелобольным генералом , а также и за медикаментами. И я настолько привык к своему пистолету, носил его постоянно в кобуре. Представляете, самолет садится в Шереметьево-2. На таможне задают дежурный вопрос об оружии. И тут я вспоминаю, что у меня на поясе висит пистолет. Я его вытаскиваю и кладу на стол. В глазах таможенника читался немой вопрос «Вы что, с ума сошли?». Изъяли, когда обратно летел, отдали.

– Приходилось ли вам из него стрелять?

– Лично мне пришлось участвовать в бою один раз. Тогда ко мне в районе девяти вечера пришёл фельдшер и сообщил, что наши солдаты подорвались на минах. До места их расположения – 70 км. Был один нюанс – по приказу командующего армией генерал-лейтенанта Громова движение после 21:00 по дорогам было категорически запрещено. Как только мы доехали, наступило девять. Одного военнослужащего мы нашли погибшим, другому пришлось ампутировать ногу, ещё трое были серьезно ранены. Они нуждались в срочной операции. Пришлось на свой страх и риск возвращаться с ними обратно. Мы предупреждали каждый следующий блокпост о своем приближении, чтобы нас не обстреливали. На очередном изгибе серпантина между блокпостами с соседней горы по нам открыли огонь из пулемёта. Мы были на БТР и на БМП, сидели на броне, чтобы не пострадать от мин в случае чего. Моджахеды пытались подбить первую машину, из-за поворота выскочила их пехота. Произошла короткая перестрелка, и через 2-3 минуты враги отступили.

– Как к вам относилось местное население?

– У них было очень трепетное отношение к врачам. Ко всем остальным они обращались «рафик» – товарищ, по-нашему. А к врачам – «сахиб», то есть господин. Так как солдаты в принципе – люди здоровые, а я занимался только их ранениями, поэтому было много свободного времени. Дабы не бездельничать, я открыл поликлинику прямо на улице. Посёлок, в котором тогда служил, был приличный. Ко мне приходило множество пациентов. В благодарность наш посёлок перестали обстреливать, а местные стали предупреждать о грядущих атаках. Их сведения всегда были точны.

– Как думаете, в чем ошиблось советское руководство в ходе войны?

– Первая грубая ошибка была совершена в самом начале. Я считаю, что мы зря притесняли религию в этой мусульманской стране. Вторую ошибку признавали многие – заявление о равноправии женщин. Это вызвало бурю возмущения. По их понятиям, если гость просто спросит о самочувствии жены – он нанесет смертельное оскорбление. Нельзя так резко обрушить порядки, царившие долгие годы. Третьей ошибкой оказалась раздача господских земель. Для местных крестьян это чужое богатство, которое можно отобрать только как военный трофей либо купить. Наше руководство не учло местный менталитет.

– Связана ли ваша семья с военным делом как-то ещё кроме вашей службы в Афгане?

– Мой прадед воевал в Русско-турецкой войне 1877-1878 годов, когда Россия освобождала Болгарию. Дед по отцовской линии воевал в Первой Мировой и в Гражданской на стороне красных. Отец – ветеран Великой Отечественной, после которой два года воевал с бендеровцами на Западной Украине. Сын, Толик, сейчас воюет на Донбассе. Ему сейчас 33 года, служит заместителем командира батальона по технике и вооружению в звании майора. По совместительству директор танкоремонтного завода. Вот такая у нас военная династия, в стороне никто не остался.